INTEPRA WIKI

Эта страница только для чтения. Вы можете посмотреть её исходный текст, но не можете его изменить. Сообщите администратору, если считаете, что это неправильно.
====== ЧАСТЬ 2. Приложения ======


===== Приложение 1 =====
. Выдержки из статьи профессора Осипова А.И. «Кумраниты (ессеи) и первохристианство»

О том, что христианство не заимствовано из учений Индии:

«Во многих случаях, где отрицательная критика видит генетическую зависимость христианства от язычества и подозревает духовных вождей древней христианской церкви в идейном плагиате, в действительности имеет место прямо обратное – заимствование язычниками христианских воззрений и установлений.

Например, весьма часто указывают на сходство рассказов о жизни Будды с евангельскими повествованиями. Действительно, сходство иногда нельзя не признать поразительным: при рождении Будды так же раздавалось небесное пение; цари подносили новорожденному ценные подарки; старый брамин поднял его на руки и признал в нем спасителя от всех зол; в зрелом возрасте Будда был искушаем сатаною, и т.д.

Однако при указании этих параллелей обычно умалчивается, что все священные книги буддистов (в том числе и жизнеописания Будды) имеются в двух редакциях или изложениях: в так называемом южно-буддийском, или палийском, каноне (о. Цейлон) и в северно-буддийском, или санскритском, каноне (Тибет и Монголия). Канон палийский является наиболее древним и первоначальным, а канон санскритский – позднейшим. Замечательно при этом, что рассказы о чудесных обстоятельствах рождения Будды и его жизни содержатся только в северном каноне, а в каноне южно-цейлонском, древнейшем – отсутствуют.[62] Исследователи буддийской священной письменности установили, что эти рассказы стали появляться в книгах северного канона только с пятого столетия по Р.Х., когда несториане проникли в Монголию и успели многих познакомить со своим учением.[63] Из сказанного сам собою напрашивается вывод: не от буддистов эти рассказы перешли к христианам, а, наоборот, от христиан к буддистам.

Поэтому ученые крайне отрицательно смотрят на попытки установить какую-либо генетическую зависимость христианства от буддизма, “Я смотрю как на ребяческую затею, – говорит французский ученый Валле-Пуассен, – на попытку установления даже самого скромного предположения относительно заимствований христианами своих повествований из буддийских легенд”[64]. “Все попытки и усилия доказать, что Новый Завет обязан чем-либо буддизму, противны правилам здравой исторической критики”, – пишет известный английский исследователь буддизма Рис-Девидс[65].

О том, что некоторые сходства в учениях объясняются не заимствованием, а тем, что душа у людей, живущих в разных местах, имеет одни и те свойства:

«Речь здесь идет о реальности (законе) единства человеческого духа, в силу которого дух человека во все времена и у всех народов проявляет себя одинаково и вследствие которого различные народы, совершенно независимо друг от друга, приходят к сходным верованиям, понятиям и установлениям[66]. Этому закону подчиняется все человеческое творчество и развитие.

Так, формы языка, как установило сравнительное языкознание, развивались у всех народов более или менее одинаково. Главнейшие правовые нормы также почти совершенно одинаковы у всех народов. “Существуют, – говорит проф. М.Н. Сперанский, – общие законы психологии человечества. Народы, как общества людей, обладают более или менее одинаковой психологией. У всякого народа, независимо от его культуры, дважды два = четыре, а не что-нибудь другое”[67]. Представители так называемой антропологической теории изучения памятников народной словесности (Тейлор, Лэнг и др.), устанавливая сходство мотивов в устной словесности народов не только не родственных, но и не находившихся в культурном общении в прошлом (например, аборигенов нашего севера, центральной Африки и южной Америки), объясняют это сходство, исходя именно из положения об одинаковости человеческой психики на всем земном шаре[68].

Известный ориенталист Макс Мюллер говорит, что нельзя читать Веданту, не поражаясь удивительным сходством ее с учением Пифагора и Платона, – «но никто, – по словам М. Мюллера, – не станет говорить о заимствовании названными философами своих идей у Индии, так как более широкое изучение рода человеческого показывает, что возможное в одной стране, возможно и в другой»[69].

Этот же антропологический закон единства человеческого духа сохраняет свою полную силу и в отношении религиозной жизни. “Одинаковые начатки, – пишет А. Ревиль, – порожденные в очень различных местах и послужившие параллельными исходными пунктами, могут в своих логических последствиях приводить к самым удивительным совпадениям, хотя между соответствующими народностями никогда не существовало никаких сношений. Изучение религии народов, оставшихся чуждым цивилизации, обнаруживало в полном свете эту истину. Какие странные совпадения обрядов и суеверий наблюдаются у таких, ничего не знающих друг о друге народностях, как эскимосы и готтентоты, негры центральной Африки и древние мексиканцы, полинезийцы и народы северной Азии”.[70] Представители неверия приводят те или иные возвышенные мысли и изречения, находимые ими, например, в Ведах, у Конфуция, в саркофагах египтян и т.д., и утверждают при этом, что, следовательно, все нравственное учение христианства не ново, а заимствовано из буддизма, стоицизма, конфуцианства и проч. Но противники христианства не знают о единстве образа Божия у всех людей, заключающего в себе единую основу человеческой морали, благодаря чему и у язычников существуют в отдельных случаях сходные с христианством нормы морали[71].

Этим законом единства человеческого духа может быть объяснено, как сейчас увидим, и сходство в том, что С. Булгаков называет “феноменологией религиозного культа”[72], вследствие чего во всех религиях мы имеем храмы, жертвы, молитвы, сходные религиозные символы и т.д.».

===== Приложение 2 =====
. Священник Станислав Распутин о диалоге с носителями «восточного мировоззрения»

«Допустим, с индусом говорить о категориях вечности сложно. Когда мы говорим индусу о вечности, он представляет свою карму, цикл перерождений, колесо сансары. Когда мы ему говорим о жизни вечной – ему мерещится ад, в который мы его приглашаем. Так что даже в выражениях мы должны быть очень аккуратными, когда говорим с людьми другой культуры. Поэтому к каждому человеку нужно искать свой подход. И к каждому человеку этот подход есть. Я еще ни разу в своей жизни не видел человека, у которого нет духовной жажды. Просто люди эту жажду хотят утолить по-разному. Но пустота в сердце человека не может быть заполнена ничем кроме Бога. И вот эти суррогаты, которые человек пытается найти в жизни – или ложная религиозность, или какое-то интеллектуальное заполнение, или чувственное заполнение через физические удовольствия, – они дают иллюзию полноты, но только на поверхностном уровне. Когда человек остается один на один с собой и ни перед кем уже ему не надо что-то изображать, то он понимает, что полноты-то нет. И каждому человеку я, как миссионер, в первую очередь стремлюсь показать, что полнота есть. И ты можешь стать частью этой полноты в единой Церкви, в Боге. Не сам по себе, как в буддизме ищут нирваны, а ты можешь быть со всеми в единстве во Христе»[73].

===== Приложение 3 =====
 Некоторые выписки из книги преподобного Иустина (Поповича) «Философские пропасти»

«…вершина печали – не иметь возможности освободиться ни от самоощущения, ни от самосознания. Не является ли это неким вечным заточением? Ведь вечно мыслить и вечно ощущать и все же не иметь возможности до конца домыслить мысль о себе и о мире, не иметь возможности до конца прочувствовать ощущение себя и мира – не есть ли это тоска самая тоскливая и мука самая мучительная? Человек может отдохнуть от всего, но никогда – от себя, от самоощущения и самосознания. Это соломоновская усталость от существования и соломоновская мука от бытия».

«Человек бы хотел сковать себя крепкой и массивной земной действительностью. Иногда ему приятно быть окованным ею, потому что душе его таким образом возможно хоть на что-то опереться. Тут же, вокруг все какие-то бездны, все какие-то бескрайности, которые немилосердно тащат тебя и гонят по своим пропастям и ущельям. И тогда вздох за вздохом: о, если бы было чуть меньше сознания! И еще бы поменьше ощущений! Легче было бы быть человеком и менее неожиданно… Человеческое сознание, человеческое ощущение – две крошечные свечки в страшном мраке безмерной тайны миров, как тяжело с ними! Может быть, их нужно было бы погасить, чтобы человек был спокойнее, не боялся многих бесконечностей, что со всех сторон разевают на него пасть?»

[Не соединивший свою жизнь со Христом и ощущающий себя сном…] Хотя и будучи сном среди снов, человек отличается от остальных снов тем, что он сон, который мыслит, который ощущает, который грустит, который болеет, который умирает… О, поэтому этот сон и превращается в кошмар, и становится собственным мучителем. А быть таким сном – это великая мука, великое отчаяние, иногда даже и ад. Тогда мысль – это мучитель человека, а ощущение – его палач. Может ли человек освободиться от них? Легко принять решение: я не хочу мысли, я хочу ее уничтожить, так как они мой жестокий мучитель. Но тяжело провести это решение в жизнь. А еще тяжелее реализовать решение: я не хочу ощущения, я хочу перестать ощущать, я хочу уничтожить ощущение…»

«Ужас вселяет в человека ощущение, что эта жизнь – какое-то страшное привидение и мрачное заточение. Словно некто нас послал на заточение к этому отвратительному приведению, послал нас, которые и сами сделаны из той же материи, что и приведение. Человеку достаточно и одного взгляда, чтобы увидеть, что наша планета – ристалище, со всех сторон обнесенное смертью. А вселенная? Не есть ли это огромная, со всех сторон герметично закрытая гробница, в которой люди, как отчаявшиеся кроты, непрестанно копошатся и никак не выберутся из нее».

«Человеческое ощущение – в истинном смысле ощущение только Богом, Христом, то есть Богоощущением, Христоощущением. Без Бога Слова оно безумствует, корчится и умирает в страстях, в грехах, в бреду, в бессмыслии, в бесновании, в отчаянии, в эгоизме, в вечном существовании и вечной нереализованности. Всегда пытаясь осуществиться, оно никогда не осуществляется действительно, цельно. Обезбоженное, обессмысленное человеческое чувство всегда умирает и никак не может умереть. Это тот самый евангельский червь, который не умирает, и огонь, который не угасает, – ад. (ср. Мк 9. 44)».

===== Приложение 4. =====
 Выдержка о буддизме из книги Л.А. Тихомирова «Религиозно-философские основы истории», из главы «Тенденция безрелигиозности»[74]

Учение буддизма, в том числе, о уничтожении жажды бытия резюмирует Л.А. Тихомиров: «Буддизм, отбрасывая предположение о Боге, точно так же отбрасывает и понятие о субстанции, не хочет видеть ни материи, ни духа, ни даже бытия или небытия. Что же, однако, остается в мире, при таком категорическом отрицании? Имеются только состояния сознания (“сам-скарыю” или “сансары”. – Ред; Другое толкование сансары связывают с обозначением бытия, мира. Возможно, Л. Тихомиров термином “самсара” обозначал и процесс эволюции. – Ред), развивающиеся по закону причинности (кармы).

Носителя сознания, за отсутствием какой-либо субстанции, совсем нет. Души – нет. Есть только явления. Душа есть только цепь психологических явлений. Субстанционально ничто не существует. Все так называемое “бытие” есть чистая иллюзия. Буддизм не задается вопросом, откуда могла возникнуть такая иллюзия, а лишь утверждает факт. Задаваться же вопросом, откуда все это возникло, помимо неразрешимости, не имеет даже никакого смысла, потому что вместо этого бесцельного разыскания перед нами стоит более важная задача: как выбраться из этой фантасмагории? Она составляет сплошное страдание, сплошное зло. Нужно избавиться от страдания бытия, ибо хотя бытия как объективной реальности и нет, но субъективное страдание бытия существует. Мудрость Будды и берется указать путь для “избавления”, как выражается буддийская терминология. Для этого нужно познать истину, то есть, так сказать, построение, составные части иллюзорного процесса, нас мучащего.

Построение его, выражаясь очень кратко и упрощенно, таково. Процесс жизни представляет не что иное, как ряд состояний сознания, меняющихся по закону причинности роковым образом. Действующей активно силой при этом является с нашей стороны танга – желание жить – и наше сознание. Состояний сознания, вытекающих одно из другого, проходит много, и результатом их, общим выводом, общим итогом является карма. Когда человек умирает, прежние “сансары” (состояния сознания) уничтожаются, уничтожается и наше “Я”, которое есть не более как совокупность сменяющихся сансар. Но карма, раз возникшая, – остается. Остается и танга – желание жить. Если бы танга тоже уничтожилась, то карма не имела бы значения, стала бы безрезультатной потенцией. Но если танга не исчезла, то карма дает ей роковые рамки дальнейшей, возобновившейся жизни, и возникает новое рождение, или, как у нас говорится, метаморфоза, вследствие чего из прежнего существа возникает новое, сообразно содержанию кармы в виде животного, или человека, или мелких высших состояний, вульгарно именуемых “богами”. Возникает, таким образом, новое “Я” с новыми сансарами. Содержание кармы слагается как некоторая равнодействующая линия, во-первых, оставшихся причин и следствий прежней жизни и, во-вторых – давления на них сознания. В сознании-то и должен произойти спасительный переворот, а именно – уничтожение самой танги, то есть привязанности к бытию, к разным сторонам бытия. Это достигается не сразу. Сознание может успеть подавить одни привязанности и не успеть подавить другие. Тогда по смерти возникает на тех же основаниях новое рождение, эти возрождения (метаморфозы) повторяются до тех пор, пока танга не придет к нулю. Тогда бывшее существо освобождается от бытия, и для него наступает нирвана».

===== Приложение 5. =====
 Выдержки из магистерской диссертации патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении», глава «Вместо предисловия»[75]

Чтобы понять то или иное учение, необходимо сопоставить его с реальной жизнью.

«Вопрос о жизни, о цели существования, – о том, как человеку жить, чтобы жить истинною жизнью, – поистине является альфой и омегой всякой философии и всякого религиозного учения. Как бы ни были отвлеченны, туманны, под час странны и даже нелепы логические построения того или другого мыслителя, но раз он действительно мыслитель, а не промышленник мысли, раз он хочет истины, хочет слова, исходящего из уст Божиих, а не хлеба, – последний конец и вместе точка отправления его философской работы все-таки будет он сам, его собственное положение в мире и такое или иное определение его жизненной задачи. Философия без выводов для жизни не есть философия, а пустая игра в философские слова.

… жизнь является судьей человека не только в этом общем смысле, т.е. не в том только, верует или не верует он в то, что проповедует. Жизнь служит лучшим средством и для определения и выяснения подлинного мировоззрения человека или той или другой философской системы, равно как и для оценки этого мировоззрения. … лишь только человек опустится с высоты отвлечения вниз на землю к действительной жизни, лишь только он оставит бытие в его целом и займется, в частности, своей собственной личностью, постарается из общей основы вывести свои личные отношения к этому целому и к другим подобным же личностям, – тогда у него сразу же отнимается всякая возможность ограничиться одной формой, одним отвлечением. … Все старательно и эффектно отделанное построение какого-нибудь мыслителя может разлететься в прах от одного этого прикосновения с жизнью, именно от одной невозможности подтвердить ссылкой на опыт свои умозрения».

Если неверен первоначальный посыл, то невозможно объяснить, для чего нужно совершать добрые дела, призыв к ним, таким образом является лишь уступкой прорывающемуся голосу совести, но не выводится из учения.

«… протестанты, несмотря на свое искреннее желание быть верными опыту и дать утешение (совести) верующих душ, не могли сделать ничего, оставаясь на правовой почве. Избегая крайности католицизма, они впали в другую крайность: совершенно зачеркнули внутреннюю сторону оправдания. Правда, протестанты всех времен постоянно говорят, что они требуют добрых дел, что они признают их необходимыми для того, чтобы вера была живою верою, которая одна оправдывает, – что обвинение, будто они проповедуют учение опасное для нравственности, основано или на „непонимании или же на злостном искажении протестантского учения”. Но все это только прорывающейся голос совести, только уступка требованиям природы человеческой, – уступка, неоправданная в учении. Не смотря на все эти заявления, необходимость доброделания остается необоснованной, поскольку побуждения к нему положены не в спасении, а вне его: в чувстве долга, благодарности Богу и т.п. Но ведь разум, если он будет стоять лишь на правовой точке зрения, всегда имеет право спросить: если мои дела решительно не имеют значения для Бога, в смысле какой-нибудь ценности, то могут ли они считаться воздаянием благодарности Богу и есть ли какой смысл в подобном исполнении никому не нужного долга? А так как на этот вопрос может быть только отрицательный ответ, то сама собою падает необходимость сознательного и намеренного доброделания. Жизнь оправданного теряет нравственный характер и совесть успокоения не получает».

===== Приложение 6. =====
 Выдержки (расшифровка) из лекции профессора А.Б. Зубова «Кризис Упанишад» – о решении Будды, что «тебя нет».

Кризис Упанишад. Профессор А.Б. Зубов.

1–6 минута

Ученые говорят о чем угодно, о политических, о социальных причинах кризиса. На самом деле, причина была религиозной, потом уже причина надевают на себя политические и социальные одежды.

Религиозная причина была следующей:

В Упанишадах, в самом начале говорится о том, что надо отрекаться от плодов действия, то есть не надо стремиться к цели. Делали любое жертвоприношение и любое аскетическое действие без смысла.

Надо стремиться отождествить атман и брахман. Стремление к соединению своего атмана и брахмана, к освобождению атмана, чтобы он соединился с брахманом – это цель упанишад. Хотя это не вполне стремление к цели. Это скорее – освобождение атмана от уз всего того, что не есть брахман, то есть от уз мира.

Тем не менее, в индийском религиозном сообществе – это стремление начинает пониматься как цель и является для большинства аскетов положительной целью.

Это вызвало кризис – этот кризис приходится на 7,6 и 5 века до рождества Христова.

Это время последнего духовного кризиса перед приходом Иисуса Христа.

Этот кризис Упанишад был вызван неудовлетворенностью духа. Любой кризис духовный, он порожден, прежде всего, тем, что традиционные религиозные системы кажутся не спасительными, они не дают надежды на спасение. Люди начинают искать каких-то новых путей.

Может даже все старые приемы были неплохие, но человеческое несовершенство постепенно «коррумпирует», разрушает любые учения и практики, и делает их постепенно адекватными себе.

Например, появление протестантизма в 16 веке в Европе. Не потому что учение христианской церкви было плохим, а потому что реализация на практике, в жизни церкви этого христианского учения в 16 веке никуда не годилось. Из-за нравственной деградации, из-за коррумпированности духовенства, из-за расхождения слов и дел, деградации и явного противоречия самой себе монастырской жизни, это заставило начать борьбу за очищение христианства. И в итоге больше положительных моментов вышло для католицизма, который очистился от многих средневековых недостатков.

20–23 минута

Будда признает самсару, считает, что это великая беда и тягота. Подобно всем индийским учениям вплоть до локаятиков Будда считает, что этот мир лежит во зле, тяготе, горести и причины и конца этой тяготы не видно, это тягота называется тягота духа.

Будда говорит, что мир лежит в тяготе – в этом принципиальное отличие всей южно индийской мысли от мысли западной, в первую очередь от мысли христианской.

Западная мысль знает, что мир был совершенен и благ, но в какой-то момент он рухнул. Нынешнее состояние несовершенства мира, мира как страдания – это не антологическое, органическое состояние мира, это привнесенное состояние. Либо привнесенное разладом самого божества, либо принесенное человеком, или духовными какими-то другими силами.

Принципиальное различие: Индия не говорит, почему мир лежит во зле. Зло – это органическое естественное состояние мира, которое только может увеличиваться или уменьшаться, в зависимости от эпох.

25–42 минута

Мир мучителен сам по себе – это главное отличие всей южноиндийской мысли, не только буддизма. Мир не постоянен, в мире нет ничего стабильного – все меняется. Все течет, поэтому привязываться к этому миру нет смысла.

Очень важное, принципиальное и наиболее трудно понимаемое положение буддизма. Это анапта – бездушие. У мира нет души, у человека нет души, человека вообще как такового нету. Есть лишь ошибочное суждение, что ты есть. На самом деле, тебя – нет.

Это самое важное, принципиальное открытие Будды. Нужно четко понимать, что речь идет не о догматическом учении. Это у нас иногда к южноазиатским религиозным учениям относятся так же, как к учениям нашим, как к западным, как христианству – то есть рассматривают их догматически. Это не совсем так. То, что у нас – догматика, то для южноазиатских учителей – техника. Метод умственной работы, который позволяет внедрить определенные навыки и избавиться от иных. Почему буддизм старается избавиться от столь естественного для человека ощущения, то есть избавиться от ощущения того, что он есть?

<…>

Наличие субъективного разума никто в Европе не решится отрицать. Между тем, это основа буддизма, это главный принцип буддизма, что нет именно субъективного мыслящего разума, это главное открытие Сидхардхи.

Мы не можем наверняка знать чему учил Будда, потому что каноны дошли уже после смерти Будды, лет на триста его младше. Веря, что канон и учение буддизма вообщем соответствует учению учителя. У нас нет основания этому не верить, потому что весь контекст культуры Индии того времени соответствует учению Будды. Можно сказать, что центральным моментом учения Будды, отличающего его от всех остальных, стало учение о бездушности мира, как главный аскетический прием.

Если человек понимает, что его – нет, что он – это иллюзия, что он это «самообман» («само» в кавычках, потому что само – тоже нет), то его тяга к миру, к телу, к себе, к удовольствию, к бытию, к спасению, к преодолению смерти, к вечной жизни – исчезает. (если тебя нет, кто будет вечно жить?).

Исчезает то, на чем преткнулись Упанишады. Упанишады преткнулись на том, что надо отказаться от всего, кроме стремления соединения с брахманом. А тут как раз происходит не отказ от брахмана, что делают все другие индийские учения. Буддизм не говорит о том сеть брахман или нет, но поступает более кардинально – отказывается от атмана (собственной души).

В буддизме нет никакого учения о судьбе, говорится о свободной воле, но эта свободная воля не соединена с личностью, личности нет.

Но буддисты не только говорили, что личности нет, но еще и объясняли, как появляется ошибочное суждение. Так называемая цепь двенадцатичленной последовательности (патича самупада).

Из незнания, что нет я – возникает воображение

Из воображения – самопознание

Из самопознания – имя и форма (наморупа), то есть познавая себя, человек дает всему внешнему имя и осознает как некие формы. Например человек видит цветок с определенным стеблем и листьями, знающий (ботаник) говорит ему, как называется этот цветок и человек знает навсегда, что цветок с такими стеблями, листьями – это вот такой-то цветок. То точно также сознавая себя, это на самом деле возникает от незнания, что тебя – нет, он дает себе имя и форму. Он свою форму осознает, связывает ее с определенным именем, он себя определяет.

Имя и форма – это очень важные в буддизме вещи (санскрит. «наморупа» намо – имя, рупа – форма)

Из наморупы – 6 чувств. 5 известных нам плюс ум («манас» – шестое чувство)

Из 6-ти чувств – контакт. Потому что чувства связывают внешнее и внутреннее: зрительный контакт, слуховой и тд.

Из контакта – чувствительность

Из чувствительности – страстное желание («танкха» – жажда). То есть соприкасаясь с чем-то своими чувствами, ты начинаешь желать, либо обладать этим, либо оттолкнуться от этого, если это что-то неприятное. И в том и другом случае – это страстное желание. Например, желание не свалиться в помойку не менее сильно, чем страстное желание – иметь мерседес.

Из страстного желания – возникают привязанности, или наоборот – отталкивание

Из привязанности или отталкивания – возникает становление существа. Существо возникает в результате субъективных привязанностей или отталкиваний. Как бы человек формируется своими желаниями.

Человек действительно сформирован своими желаниями, иногда эти желания становятся маниакальными. Например, сильная влюбленность, желание денег, которое может, приводит даже к тяжким последствиям.

Страстные желания действительно формируют натуру, в результате страстных желаний человек меняется.

Запад говорит, что страстное желание – результат падшести природы, а буддизм говорит – что страстное желание – иллюзии личного бытия. В этом большая разница.

Становление – приводит к бытованию (жизни)

Бытование – приводит к страданию, и, в конечном счете, к смерти,

Смерть – приводит к перерождению. Перерождается не я, не душа, не личность. Буддийская самсара подразумевает перерождение не личности, (не пожил – умер – опять родился). Ты не переродишься, потому что тебя просто нет – перерождается – «наморупа», то есть третьего звена уцепи этого зависимого происхождения. Но начало этого зависимого происхождения – иллюзия.

Ты перерождаешься – потому что ты, сформировал себя. Перерождаешься снова и снова. Перерождаешься и страдаешь.

Главный вопрос для буддиста – как остановить это перерождение?

В отличии от других учений Индии того времени, которые считали или, что перерождение прекращается слиянием с атманом (упанишады), или перерождение прекращается в результате уничтожения, аскезы прошлых твоих кармических явлений, деяний.

Буддизм говорит о том, что перерождение прекращается в результате понимания твоего несуществования, того, что тебя – нет. Того, что ты, на самом деле, лишь самообман.

Тебя – нет, мира – нет, и понимание этого – приводит к угасанию желаний, и вся эта цепь идет назад.

Угасают желания, исчезает чувствительность, прекращаются контакты, умирают шесть чувств, затухают имя и форма, прекращается самопознание, исчезает воображение, и возникает – небытие, угасание, полное угасание. Полное угасание и называется – паранирваной (нирвана – угасание). То есть это образ огня, который догорел и потух. Это учение, нам может показать очень сложным, и можно удивиться – как он мог увлечь большое количество людей. Но надо отметить, что такой буддизм не увлек много людей.

Буддизм очень хорош тем, что он абсолютно не мешает человеку верить в то, во что он верил до того, как услышал проповедь Будды.

Если ты веришь в духов – верь в духов, если ты веришь в какого-то спасителя – верь в спасителя, живи, как ты живешь, но только соблюдай некоторые нравственные нормы.

===== Приложение 7. =====
 Выдержка из книги протоиерея Тимофея Буткевича «Зло, его сущность и происхождение»

Буддизм, предлагая свою концепцию избавления от зла, никак не может объяснить, откуда зло появилось. Связывая вопрос избавления от зла с вопросом о необходимости преодолевать эгоистические стремления, не объясняет, откуда эти стремления появились в человеке.

«…самым главным средством для избавления от зла, господствующего в настоящем мире, буддизмом признается борьба человека со своими собственными страстями и похотями, со стремлением к наслаждению и удовольствиям жизни.

… Впрочем, по учению буддизма, одной борьбы со своими страстями и похотями для человека еще недостаточно для избавления от зла, господствующего в мире; она есть только начало наступающего искупления; окончательная же победа над злом состоит в том, когда человек через “погашение” всякого сознания, через погружение в “нирвану” совершенно вырывает себя из бессмысленного и бесцельного круговорота жизни. Но что такое “нирвана”? Это – “состояние, в котором уничтожается какое бы то ни было изменение, состояние совершенного покоя без всякого желания, без обмана, без всяких скорбей, состояние, в котором уничтожается все, что касается физического человека”.

Такое решение рокового вопроса о зле, господствующем в мире, его сущности и происхождении, равно как и о средствах борьбы с ним, не могло, однако же, удовлетворить самым законным и естественным потребностям человеческого духа.

Прежде всего, оно является крайне безутешным для человечества. Можем ли мы быть довольны тем врачом, которого мы пригласили лечить нашу болезнь, но который, вместо борьбы с нашей болезнию, дал бы нам совет: “умрите, и ваша болезнь исчезнет сама собою”? А не то же ли самое говорит нам и буддизм?

Но мало сказать, что буддийское учение о господствующем в мире зле неутешительно для человечества. Оно ложно само в себе … В нем верно одно только то, что некоторые (а не все), и именно эгоистические, наши стремления и желания причиняют нам в жизни много скорбей и делают нас несчастными, и что мы должны стремиться к тому, чтобы подавить в себе эти эгоистические стремления наши, если желаем избежать причиняемых ими скорбей и достигнуть невозмутимого душевного спокойствия …

…если бытие феноменального мира есть зло само в себе, то каким образом может быть предлагаемо как одно из средств для борьбы с ним исполнение заповеди Будды: “Не умерщвляй ничего живущего”? Не есть ли это невольное признание того, что само по себе бытие вообще не только не есть зло, а напротив, есть добро, которое отнимать у живых существ было бы несправедливо и безнравственно?

…буддизм вовсе не разъясняет нам нашего основного вопроса о происхождении зла в мире. Почему в жизни человека господствуют именно греховные эгоистические стремления? Почему ни один человек не свободен от них? Чем объяснить то обстоятельство, что вместе со своим бытием человек уже приносит в мир и способность делать зло, и притом как себе, так и другим? На все эти вопросы буддизм, собственно говоря, не дает совершенно никакого ответа. …Только узнав источник зла, человечество могло бы найти и вполне соответствующие средства для борьбы с ним, но на этот запрос человеческого разума буддизм, как мы видели, не дает никакого ответа»[76].

===== Приложение 8: =====
 Выдержка из книги иеромонаха Исаака «Житие старца Паисия Святогорца» о опрометчивости сопоставления православного и буддийского мировоззрений.

Георгакис с Тибета: «Один юноша лет шестнадцати-семнадцати по имени Георгакис приехал на Афон и ходил по разным монастырям. В трехлетнем возрасте родители отдали его в буддистский монастырь на Тибете. Мальчик очень преуспел в йоге, стал совершенным колдуном и мог вызывать любого демона, какого только хотел. Также он в совершенстве выучился каратэ, имел черный пояс. С помощью сатаны он показывал производящие сильное впечатление «фокусы»: здоровенные камни разбивал ударом руки, как грецкие орехи; мог читать закрытые книги, а лесные орехи сдавливал в кулаке так, что скорлупа падала, а ядра оставались прилипшими к ладони.

Кто-то из монахов, желая помочь Георгакису, привел его к отцу Паисию. Юноша спросил Старца, какими он обладает силами и на что способен. Старец ответил, что сам по себе он никакой силы не имеет и вся сила – от Бога.

Георгакис, желая произвести на Старца впечатление, сосредоточил взгляд на лежавшем вдалеке большом камне, и вдруг камень рассыпался в крошку. Тогда Старец перекрестил один маленький камешек и попросил Георгакиса раскрошить и его. Тот сконцентрировался, стал производить различные колдовские действия, но ничего сделать с камнем не смог. Вдруг юноша начал дрожать. Сатанинские силы – которыми, как ему казалось, он повелевал, – будучи не в силах расколоть маленький камешек, в ярости обратились против него самого и, подбросив его – словно камень из пращи, – зашвырнули на противоположную сторону оврага. Старец помог Георгакису выбраться из зарослей. Юноша был в жалком состоянии.

«В другой раз, – рассказывал Старец, – когда мы с ним беседовали, он вдруг вскочил, схватил меня за руки и заломил их мне за спину. «Пусть Хаджифенди95, если может, придет и освободит тебя!» – прошипел он. Я воспринял эти слова как богохульство – чуть дернул руками: вот так – и он отлетел в сторону. Тогда он высоко подпрыгнул и хотел ударить меня ногой, но его нога, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, остановилась в нескольких сантиметрах от моего лица. Бог меня уберег.

Я оставил этого несчастного на ночь у себя в келье. Бесы, разъярившись на него за то, что он не смог меня победить, утащили его вниз, в овраг, и там избили. Утром в жалком состоянии, израненный, весь в земле и колючках, он вылез из оврага и признался: «Это сатана избил меня за то, что я не смог тебя победить».

Старец убедил Георгакиса принести ему свои магические книжки, чтобы их сжечь.

На какое-то время отец Паисий оставил Георгакиса у себя и – пока тот оказывал ему послушание – помогал ему. Старец выяснил, был ли Георгакис крещен, и даже разузнал, в каком храме было совершено Таинство. Сила и Благодать Старца потрясли юношу, и ему захотелось стать монахом. Но монашеская жизнь оказалась ему не по силам.

Старец рассказывал другим о случае с Георгакисом, для того чтобы доказать, насколько велико заблуждение тех, кто считает, что все религии равны, что все они верят в одного и того же Бога, а между тибетскими и православными монахами якобы нет никакой разницы»[77].
INTEPRA WIKI

Инструменты пользователя

Инструменты сайта

Инструменты страницы
